А мир сквозь сетку гамака…

А мир сквозь сетку гамака не изменяется, пока не начал медленно качаться. А как начнёшь — все станет частью движения — и облака, и острова, и камыши, и чайки белая кривая, запоминать не успеваешь, но жадно требуешь прожить. Вот эту лодку, и весло, и едкий марганец заката — он проливается куда-то больным сомнениям назло, окрасив озеро и лес, все скалы, сколы, рвы и ранки, из солнечной волшебной банки — и под водой, и на земле. И в этом мареве, внутри зари вечерней, отраженной, мы воскресаем напряженно, обеззаражено горим. Мы спасены на этот раз от старой хвори и сомнений. Приходит ночь, деревьев тени бинтуют небо до утра.
Монострофа, как монастырь, — встает большой и обережной,
и возвращает сердцу нежность,
не позволяя
нам
остыть.