Бунин едет в Пенаты к Репину

Бунин едет в Пенаты к Репину,
Мины корчит, позы воображает.
Какой портрет из него выйдет верный,
Как его в свете ещё больше зауважают.
Бунин становится то задумчив, то озадачен.
Из залива сосны выходят навстречу дачам.

Репин бежит по снегу в валенках,
В шубе, с распахнутыми руками.
Позвольте обнять, говорит,
показать, как у нас тут устроено,
Посмеяться над мерзляками,
Над мясоедами и прочим людским пороком.
Пройдемте же в мастерскую, не то заблудитесь ненароком.

В мастерской на мольбертах иней и пар от дыхания серебрится.
Репин суетится: извольте поближе к свету расположиться.
У меня тут, видите, красочно — алый люблю, багряный, кроваво-красный.
Репин целится в Бунина кистью,
Бунин в Репина — фразой.

Тысяча извинений, Илья Ефимович,
Пока вы все мне не показали,
Я отлучусь ненадолго, забыл что-то важное на вокзале.
Как будто себя забыл — представляете — на вокзале,
Никогда не случалось раньше такого дела.
Эта потеря, пожалуй, дороже денег.

Бунин выбегает из дома, по сугробам,
На ходу надевая пальто и шапку,
Добирается до вокзала, в буфете жарко, в вагоне жарко.
Бунин задумчиво курит, потом выпивает водки.
Возвращается в Петербург, выдыхает: «Вот ведь!»
На ужин просит сыра, вина и мяса,
Отправляет Репину телеграмму.
Теперь все ясно.

Дорогой Илья Ефимович, тысяча поклонов и извинений.
Я в полном отчаянии, вызывают в Москву, уезжаю нынче.

У вас в саду на саване снега тени —
Вековое безмолвие елей, и холод в теле,
И каждый портрет прекрасен и обезличен.
Я почел бы за честь, но я все еще выбираю.
И мой выбор, очевидно, не в вашу пользу.

Просто все, кого вы пишите, умирают.

Все,
кого вы пишете,
умирают.

Так попробуем жить друг без друга, пока не поздно.