Через Самбию и Надровию, бряцая латами

Через Самбию и Надровию, бряцая латами, те, кто давно мечтал умереть солдатами, тянутся строем в извечной закономерности — избалованной даме Балтике клясться в верности. Им ее закатное солнце — как свет в оконце, на пути их встают трясины или тевтонцы — все едино для этой призрачной вереницы, им в иное не обратиться. Год идет без конца второй, а потом четвертый, каждый нечетный — оружием перечеркнут, ржавым мечом или высохшим арбалетом. Особенно жарко летом.

Измельчали реки — путь на закат не близок, на мосту королевы Луизы не просят визу, инстербургский колдун, расскажи им, как это вышло? На болотах гнездятся птицы, птенцов не слышно.

Тьма идет сюда смолой истекать янтарной, обернуться катастрофой гуманитарной, удариться оземь, осколками в сердце биться. Где птенцы? Отвечайте, птицы.

Балтика ждет гостей, намывает дюны. Миллионы лет она остается юной — ветренной ведьме неведомы страх и старость. А жалости — не осталось.

Лебеди-гуси, чомги, гагары, гаги. Солнце монеткой падает в Копенгаген. Человек хотел, как лучше, набедокурил. Мир опять накрывает буря.

А наутро берег чист и до блеска светел, никаких следов — сплошные песок и ветер, сосны гнутся в руны, вяжутся в гальдраставы.

Древние боги правы.