Когда я посадил его в песках…
Когда я посадил его в песках, горящая обшивка фюзеляжа стонала так, что я не думал даже, что выберусь… Но знал наверняка: я сделал все. И в этот переплет попал один… Уму непостижимо… Как хорошо, что был без пассажира мой маленький двухместный самолет. А бак рванул, когда я ждал уже на жарком осыпающемся склоне… Хоть Бог пустынь, по слухам, непреклонен, но обошлось практически без жертв. Практически… Но если посчитать, их там сгорело около десятка — исписанная старая тетрадка. Да не тетрадка, целая тетрадь. В ней было все — любимые, стихи, их имена, их лица и приметы, и песни их, и траурные ленты, и целый ворох прочей чепухи… Да что о них. Прошло немало лет с тех пор, как я попал в мою пустыню. И все течет, и звезды не остыли, и ты все так же ходишь по земле. Я говорю с тобой — издалека, пишу тебе — дурацкая привычка, слепая жажда быть небезразличным… И знаешь что, ведь я живу, пока мой голос жив. Возможно, это бред, песок, мираж, ирония пространства… Но Бог пустыни ценит постоянство и за слова хранит меня от бед. Я нахожу росу и дикий мед, ко мне приходят звери, и ночами размеренное львиное урчанье замерзнуть мне без крова не дает. И я живу, не требуя огня, а значит, и не думая о дыме… И я молюсь. Моя молитва — имя. И звери тихо слушают меня. И Бог пустынь молчит на небесах, когда слова предчувствуют порядок…
Ты просто знай, что я все так же рядом.
И мой песок течет в твоих часах.