Стихи

Как мучительно сходят с ума — нам известно давно, как в него возвращаются — этому нас не научат… это был невозможный — и все-таки выпавший случай — нам друг друга найти среди кадров немого кино…

Окно выходит прямо в лунный омут, манящий слабых сделать лишний шаг. Я думаю, что можно по-другому, но неспособна этого решать…

Если хочешь родиться — прежде всего, умри. И пришел огонь и выжег меня внутри, не оставил даже выгоревших руин, не оставил запаха гари, полосок дыма…

Еще какой-то час, и этот день добавит пазл в сложенные части… Я становлюсь большой и непричастной к ненастоящей пестрой суете…

Я как terra incognita, новое государство — сам себя отыщи, завоюй, разделяй и властвуй, мне не выданы номер, герб, президент и паспорт, я последний уцелевший абориген…

Я не знаю законов логики — мне плевать на чужие условности, глупые предрассудки, я твоим алкоголем вновь наполняю сутки. Я стою на карнизе. Кружится голова…

Это что-то уходит из воздуха — компонент, отвечающий за беспечность и безмятежность, замечаешь однажды, что старый потертый плед — это лучшее, что придумано из одежды, что с чужими ты холоден и нарочито вежлив, а своим до тебя и дела-то, в общем, нет…

Косноязычие стало уже привычной опцией, неотъемлемым атрибутом будней и праздников… с ним так срослись, как будто от теплого слова зеркало разобьется, как будто оно предательски запотеет, когда облегченно поставят диагноз…

Джейн всегда была самой сильной и самой смелой. У нее был муж — однажды он надоел ей. Джейн брала от жизни то, что она хотела, избавляясь от того, что не по нутру…

Говорят, это странно, это необъяснимо, это даже неправильно, пошло в каком-то смысле — выбирать себе в пару единственных и любимых по рассказанным в снах совпадениям прошлых жизней…

Из всех возможных комбинаций счастья мы вытянули самую простую в своей безоговорочности… время не властно над не нами предрешенным законом триединства… треугольник — фигура в основании меня…

У темной кромки, у самого края тела, где начинается аура — первый слой — ты проявляешься сутью, как ты хотела — нежной, неопытной, трепетной и незлой…

Она пахнет мужским Кензо и адреналином, научилась в жизни взвешивать каждый грамм. У нее ботфорты — три пары — ходить по спинам и одни кроссовки — бегать в них по утрам…

Эти песни по радио, новости в интернете, километры рекламы — как фильм за окном авто… Я не знаю, кому и за что мне сейчас ответить, потому что вопросы заданы не о том…

Ему хочется счастья, как в добром кино Рязанова, чтобы выпить, а утром проснуться с любимой женщиной. Это кризис среднего возраста — жизнь заново, ведь еще половина не прожита, но обещана…

Эта странная, теплая нежность на темной кухне, отражение свечки прячется в чашке с чаем, и так тихо, что кажется, небо в ладони рухнет вместе с теми словами, что раньше не прозвучали…

Дождь разбивает здесь привал и ставит старую палатку, как будто он не уезжал. Никто не нарушал порядка и слишком часто не дышал, и не влюблялся без оглядки и никого не раздражал…

Если знаешь истину — научи. Посмотри внимательнее в глаза. Я пишу в пустоту — пустота молчит. Значит, просто нечего мне сказать…

Это долгожданный вордовский документ — как подарок под елкой первого января. У меня для вас, милые, больше сюрпризов нет — я устала от масок, попросту говоря…

Мы всегда будем жить в одном настоящем времени, даже если когда-то друг друга сотрем из памяти. Ты, конечно, сначала опять не захочешь верить мне, будешь в трубку кричать: «Ну когда вы там перестанете»…

Позвонить, голос сделать строже, чтоб не слышалась эта боль… «Выздоравливай, мой хороший. Выздоравливай. Я с тобой. Мои руки горят — и лечат, ночь таинственна и нежна…» Но молчание — безупречней. И поэтому — тишина…

И как это было классно, невероятно, по Питеру с рюкзаками, бутылкой пепси, вы были с ней лучшим, проверенным спецотрядом, вы были командой клоунов и пиратов, вы были единым целым, вы были вместе…

Состояние — Вавилон, откровение — как печать, знаешь, как это тяжело — столько дней о тебе молчать? Пусть во мне суета сует разноцветной толпой пестрит, башня строилась столько лет, чтоб сгореть у меня внутри…

Нас родители так приучали тебя упрашивать, что почти убедили в сказочном всемогуществе, добрый Санта, пусть эта радость случится нашей — и юридически узаконенной, как имущество…

А по городу ходит грипп, собирая дань. А по городу ходим мы, презирая грипп. У меня к тебе обычная ерунда — просто вирус хронической нежности там, внутри…

А что тут пишется — для тебя ли и о тебе ли, тебе ведь нет никакого дела, прости, ma cherie , с тобой невероятно в одной постели, с тобой невыносимо в одной душе…

На юге декабрь, солнце лучом пылит, и желтые листья ложатся в цепочку звеньями, а я сижу, смешная, как Амели, со всеми стихийно-тихо-стихотвореньями…

Это просто история без героев, эпизод подслушанных разговоров. Он мечтал, что когда-то их будет трое, и она улыбалась — еще не скоро…

И почему мне больно — потому что мои смешные плюшевые крылья подвешены во времени, в пространстве на острых до безумия крюках, я продолжаю никому не нужной историей, давно покрытой пылью, рассказывать легенды дальних странствий для тех, к кому протянута рука…

Ты стоишь на отвесном краю строфы, на запястье спящей змеей браслет, а в наушниках девочка из Уфы помнит все твои трещинки — десять лет…