Тексты

Сегодня мы случились в связке/в паре.
Оставив фонари на тротуаре,
На юг пересекаемый дендрарий
Под ноги бросил прелую траву…

Это не зеркало, это — двойной прицел, темный тоннель /на карту не нанесен/, потертые джинсы и бабочка на кольце — это моя оболочка, в которой все…

Здравствуй, октябрь, мой жеребенок рыжий, в золоте сквера тающий поутру, ты так доверчиво нынче подходишь ближе, сахарный иней ешь у меня из рук, я ощущаю кожей твое дыханье — обманчиво-тихий, застенчивый холодок…

И пусть за окном будет город в слезинках дождя, в потертом костюме дорог и залатанных крыш, пока твое имя кленовые листья твердят, я не покидаю мой маленький но-не-Париж…

Берешь чемодан, покупаешь воду, шлешь сообщение «долетела» — и я вспоминаю четыре ноты, которыми имя твое звенело…

Понимаешь, сейчас не время писем, смайликов и звонков, год, как Чацкий, не понят всеми, повернулся — и был таков, выйти вечером из подъезда и начать свой отсчет с нуля — неземных-то, ведь, если честно, не выдерживает земля…

Осень ложится кленовой ладонью в руку и паутинки сеткой вплетает в кожу, осень каштановым пони идет по кругу, сочное яблоко нюхая осторожно…

Пей эту воду. Другой все равно не будет,
другую забрали люди в военной форме,
завтра они нас свежим огнем накормят,
чтоб отработать тридцать монет Иуды…

Дело не в этой порции пустоты, что телефон, замолчав, выдает мне вслед, по ссылке пройти — как дверь наугад открыть, смотри — у поэтов дома живут коты, а у меня не живут уже много лет…

Билеты на поезд — и просто уехать в Сочи,
Где берег прострочен
Бусинами магнолий
И где, между прочим,
Птицы живут на воле
И даже зимой полно их —
Уже потому, что нет никакой зимы…

Я просто полоска пространства над бездной, меняющей свой бирюзовый наряд на белое кружево… Мне неизвестно, о чем эти люди сейчас говорят…

В розовой справке — его диагноз, насмешки детей, сожаленья взрослых, а он листает ночами атлас и очень хочет поехать в Осло…

Каплями, моими мыслями дождь за окнами ходит Сталкером, листья желтые с крыши сталкивать, перемешивать правду с вымыслом…

Сентябрьская ночь. Кассиопея

В холодный воздух смотрится надменно…

Спи.

Тени бродят по лабиринту Фавна, маленький эльф людей на распутье ловит, ты в этой сказке случилась совсем недавно. Спи. Мандрагора требует свежей крови…

А помнишь, как на смятую постель мы садились и распахивали шторы, чтоб рисовать огни Святого Эльма на острых шпилях старого собора…

Вот тебе краски, рисуй, как умеешь, видишь ли, это как арт-терапия, простой урок. Завтра я буду притчи писать на идише, а послезавтра — пить в Ливерпуле грог…

Да, так проще, удобней, спокойнее по ночам, нет ни лишних вопросов, ни маятника в висках. Знаешь, если однажды вовремя замолчать, то потом не придется жалеть о своих словах…

Эта игра становится непохожей на все, что случалось и не случалось даже… Помнишь, как принимали масонов в ложу? Теперь я уверена — это совсем не страшно. Эта игра — реконструкция наших эго, поет Хелависа, глинтвейн набирает силу…

Время меняет места, имена и даты, остановить бы — были бы спасены. Прадед в июне ушел на войну солдатом — и похоронкой в мае пришел с войны…

Она приходит, руки ее в чернилах, а губы пахнут вермутом и нугой: «Скажи, зачем же ты меня сочинила? Перепиши меня, сделай меня другой!..

Какие могут быть разговоры? Слышишь, как затихает время в ее руках? Она сегодня в розовом Be delicious, на умопомрачительных каблуках…

Мир выполнил подъем-переворот, едва не зацепив закатом крыши, египетский меридиан Парижа — я обелиск на Place de la Concorde…

Не с руки нам просить о чести быть прочитанными в веках, да и пишем мы, если честно, о дорогах и дураках, жизнь скучна, словно фотофильтр — ни дуэлей, ни куража…

Рвусь все время струной гитарной, бесполезной восьмой струной. Дворик кружится, дым угарный, вечер сумрачный и хмельной, звезды — пирсингом в теле неба, прозеваешь — сорвутся вниз…

Я не желаю карьерных вершин, дорогих машин, мне надоела гонка за кубок дня. Мы на диване, обнявшись, с тобой лежим, слушаем скрип возмущающихся пружин, и ты, несомненно, лучшая часть меня…

Закрой ее нежно, то есть, не хлопай дверью, то есть, кто тише скажет — тот дальше едет, водитель курит в окно, потому что вежлив, маршрутка мчится куда-то на побережье…

Ты не видишь меня в рваных джинсах и черной кепке, собирающей пыль остановок в ладонь сандалий, если белый бордюр — от подошв остаются метки, это как отпечатки пальцев — рисунок редкий, проявляющий все, от чего мы уже устали…

Лунный лучик скользит по лицам, время делая настоящим, югу тоже нужна столица, только пусть она будет спящей. Лунный лучик лимонной долькой тонет в крепком небесном чае…

Я иду по брусчатке, я на каблуках, я ищу опечатки в забытых стихах, а в наушниках спорят Васильев и Бах и не могут никак помириться. Оказалось, мой город отчаянно мал…